Предмет преступлений против собственности

Чаще всего предметом преступлений против собственности выступает имущество. Воздействуя на имущество, которое находится в чьей-то собственности, лицо причиняет вред объекту.

Следует отметить в то же время, что одно из преступлений против собственности – вымогательство – может иметь предметом не имущество, а действия имущественного характера. Однако это, скорее, исключение, чем правило для всех преступлений против собственности и для вымогательства в частности.

Уголовное право не изобретает своего собственного понятия “имущество”; оно пользуется в основном тем, которое существует в гражданском праве, хотя определенную специфику его уголовно-правового применения, связанную с объемом содержания, следует все-таки признать. Статья 128 ГК РФ, перечисляя объекты гражданских прав, называет среди них: вещи, включая деньги и ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права; работы и услуги; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. Это положение очень важно, поскольку оно очерчивает границы понятия “имущество”.

В имущество, таким образом, входят:

1. вещи, в том числе их разновидности – деньги и ценные бумаги;
2. иное имущество; по смыслу закона, оно не обладает признаками вещи; к иному имуществу гражданское законодательство относит различные виды энергии – газовую, тепловую, электрическую, иную (см. ст. 539-548 ГК РФ);
3. имущественные права, которые законодатель приравнивает к иному имуществу, но которые с учетом их специфики вполне могут быть выделены в самостоятельную категорию.

К имуществу не относятся и, значит, предметом посягательств на собственность не являются интеллектуальная собственность и нематериальные блага. Последние не несут в себе экономического содержания собственности, а следовательно, лишены и ее юридического содержания. Вместе с тем они удовлетворяют потребности граждан, которые обладают определенными правами в отношении указанных нематериальных благ. Посягательство на них порой признается настолько общественно опасным, что влечет уголовную ответственность по другим главам и разделам УК РФ.

Интеллектуальная собственность в ряде случаев выступает предметом таких посягательств, как, например, нарушение авторских и смежных прав (ст. 146 УК РФ), нарушение изобретательских и патентных прав (ст. 147 УК РФ), незаконное использование товарного знака (ст. 180 УК РФ); незаконное получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну (ст. 183 УК РФ); неправомерный доступ к компьютерной информации (ст. 272 УК РФ); создание, использование и распространение вредоносных программ для ЭВМ (ст. 273 УК РФ); нарушение правил эксплуатации ЭВМ, системы ЭВМ или их сети (ст. 274 УК РФ) и др.

Справедливости ради нужно отметить, что в науке все чаще предлагается отнести интеллектуальную собственность к предметам посягательств на собственность и включить ее в число объектов уголовно-правовой охраны гл. 21 УК РФ. Особенно ярко эта позиция представлена в работах А.В. Шульги, полагающего, что в дальнейшем гл. 21 УК РФ должна быть распространена и на хищение интеллектуальной собственности. Однако и противников у этой идеи по-прежнему много. Например, М.И. Третьяк пишет: “Понятие “хищение чужого имущества” создано для посягательств, совершаемых по поводу чужих вещественных благ… Разумно ли приспосабливать его всякий раз к изменениям, происходящим в мире, превращая во всеобъемлющую и всеохватывающую категорию, пригодную чуть ли не на все случаи криминальной экономической жизни? Думаем, что признаки предмета хищения, которые выработаны с определенными трудностями теорией, являются результатом многих исследований на протяжении длительного времени, проверенное на практике не стоит подвергать сомнению, так как это может повлечь наступление негативных последствий в следственной и судебной практике”.

Думаю, что расширение составов посягательств на собственность, предложенное А.В. Шульгой, а также другими исследователями, сверхактуально. Во-первых, рыночные отношения, в которые вступила и которые развивает Россия, во многом меняют представления об экономике и о собственности. Все более распространяются безналичные деньги, бездокументарные ценные бумаги; в определенных сферах они вот-вот вытеснят обычный денежный оборот (или уже вытеснили его). Товаром – и товаром дорогостоящим – становится то, что еще вчера мы не могли даже представить в качестве товара, – земля, другие экологические ресурсы, органы и ткани человеческого тела (не говорю здесь о заведомом криминале, уголовно-правовая оценка которого не меняется); перечисление можно продолжать. Вслед за новыми реалиями и представлениями меняется правовое регулирование экономических отношений и отношений собственности, прежде всего на уровне гражданского права. Изменения происходят постепенно и последовательно, скорее, эволюционным, нежели революционным путем. Не замечать этих перемен на уровне права уголовного уже нельзя. Замена традиционного понимания отношений собственности как объекта посягательств на собственность болезненна, однако необходима, она произойдет и без нашего желания, если не сегодня, то завтра. Для того, чтобы эволюционный характер носили и преобразования уголовного законодательства, надо работать над ними уже сейчас.

Во-вторых, невозможно не принимать во внимание и того факта, что Россия вступила в эпоху информационного общества и сама становится информационным обществом. Наряду с традиционными материальными благами национальное богатство, богатство государства и отдельных людей стала составлять информация, в том числе связанная с высокими технологиями. Ценность информации, которой обладают отдельные юридические или физические лица, сравнима, а иногда и превосходит ценность принадлежащих им материальных благ (назовем для примера основных производителей компьютерных программ). Уголовно-правовая защита информации между тем оставляет желать лучшего. И причина этого не в последнюю очередь кроется в том, что интеллектуальная собственность (признанная уже гражданским правом) не выступает в качестве одного из основных объектов уголовно-правовой охраны. Конечно, отдельные преступные посягательства на нее в уголовном законе предусмотрены, однако они разбросаны по разным главам и разделам УК РФ, и ответственность за них часто не сопоставима с ответственностью за посягательства на традиционную собственность.

Думаю, что необходимость перемен в понимании объекта посягательств на собственность и в выделении в качестве самостоятельного объекта уголовно-правовой охраны интеллектуальной собственности осознается в науке очень многими учеными, однако посягнуть на традиционные взгляды – это очень смелый, если не мужественный шаг. Не каждый находит в себе силы для борьбы с традицией (или хотя бы для доказательства и отстаивания своей позиции). А.В. Шульга пошел по этому пути, что заслуживает уважения, тем более принимая во внимание то, как была встречена его диссертация (высокого качества, на мой взгляд) ВАКом.

Нематериальные блага также иногда могут быть предметом преступных посягательств, например составов служебного подлога (ст. 292 УК РФ), приобретения или сбыта официальных документов и государственных наград (ст. 324 УК РФ), похищения или повреждения документов, штампов, печатей либо похищения марок акцизного сбора, специальных марок или знаков соответствия (ст. 325 УК РФ), подделки или уничтожения идентификационного номера транспортного средства (ст. 326 УК РФ), подделки, изготовления или сбыта поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков (ст. 327 УК РФ), и др.

Вернемся к понятию “имущество” в уголовном праве. Первая категория гражданско-правового понятия имущества, как указывалось, включает в себя вещи. Г.Л. Кригер верно отмечала: “Под вещью понимается любой материальный (или телесный) объект (предмет), который не является лицом”. Легальное понятие вещей дается в ст. 130 ГК РФ: “К недвижимым вещам (недвижимое имущество, недвижимость) относятся земельные участки, участки недр и все, что прочно связано с землей, то есть объекты, перемещение которых без несоразмерного ущерба их назначению невозможно, в том числе здания, сооружения, объекты незавершенного строительства. К недвижимым вещам относятся также подлежащие государственной регистрации воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические объекты. Законом к недвижимым вещам может быть отнесено и иное имущество. Вещи, не относящиеся к недвижимости, включая деньги и ценные бумаги, признаются движимым имуществом. Регистрация прав на движимые вещи не требуется, кроме случаев, указанных в законе”. Таким образом, гражданское законодательство делит все вещи на две большие категории: движимые и недвижимые.

Сложен и неоднозначно решаем в праве вопрос: могут ли быть предметом посягательств на собственность вещи, изъятые из гражданского оборота или ограниченные в нем. Одни авторы отвечают на него категорически отрицательно; другие (например, Ю.И. Ляпунов, Г.Н. Борзенков, В.П. Верин, А.В. Бриллиантов и И.А. Клепицкий, А.В. Шульга) признают такую возможность.

Покажем это на частном примере. Так, С.И. Никулин полагает, что “органы и ткани человеческого организма, изъятые в соответствии с установленной законом… процедурой и являющиеся, таким образом, донорским материалом, могут рассматриваться в качестве предмета преступления против собственности. Этого, однако, нельзя сказать применительно к тем же органам и тканям, изымаемым (повреждаемым) у живого человека или трупа. В соответствующих случаях ответственность виновного наступает по п. “м” ч. 2 ст. 105 или п. “ж” ч. 2 ст. 111 УК РФ”. Его поддерживает А.В. Шульга: “…Хищение изъятых органов и (или) тканей человека посягает, прежде всего, на отношения собственности и должно быть предусмотрено не в самостоятельной статье, а в качестве квалифицирующих признаков ст. 158-163, так как может быть совершено тайно, открыто, лицом, которому эти органы вверены по роду службы и т.д.”.

Другую позицию по этому вопросу высказывает А.Г. Безверхов. По его мнению, поскольку такие предметы в силу специального указания закона (Закон РФ от 22 декабря 1992 г. N 4180-I “О трансплантации органов и (или) тканей человека”) не могут быть предметом купли, продажи и коммерческих сделок, т.е. исключены из гражданского оборота, постольку их ни при каких условиях нельзя признать предметом преступления против собственности. В данном случае имеет место пробел в законодательстве, который должен быть восполнен введением уголовной ответственности за незаконные приобретение, передачу, хранение или сбыт трансплантированных органов и (или) тканей у человека либо у трупа человека.

Разумеется, последний автор прав, усматривая в квалификации деяний в отношении органов и тканей человека как посягательства на собственность некое противоречие с российским законодательством. Наверное, предложенная им норма нужна. Однако, по моему мнению, ее включение в УК РФ не решит анализируемой проблемы. Существует масса других предметов, изъятых из гражданского оборота или ограниченных в нем, которые тем не менее находятся во владении у граждан (например, порнографические изделия, самодельные спиртные напитки, фальсифицированные изделия). Неправомерное завладение ими также не подпадает под посягательства на собственность. С точки зрения интересов так называемого потерпевшего, это, конечно, верно. Однако остается проблема оценки отклоняющегося поведения человека, совершившего обозначенное деяние. И отсутствие реакции на него, по моему глубокому убеждению, совершенно неверно, пагубно и означает на деле поощрение такого поведения.

Рассмотрим ситуацию с точки зрения объекта посягательств на собственность. Собственность (или владение на основании ограниченного вещного права) как объект однородной группы преступлений может трактоваться только как экономико-правовое явление, полностью соответствующее закону. Уголовный закон не может защищать собственность в ином понимании; впрочем, последнего и не существует. В собственности (законном владении на основании ограниченного вещного права) лица (любого физического или юридического) могут находиться только предметы, разрешенные законом (разумеется, они разные для разных лиц). Владение неразрешенными предметами не образует собственности, хотя лицо может считать их своими собственными. Соответственно, законных прав на имущество, изъятое из гражданского оборота или ограниченное в нем, у лица, владеющего таким имуществом, нет и быть не может. Его интересы не будут защищаться законом, в том числе уголовным в случае нарушения права его незаконного владения другим лицом. Именно поэтому, а не по причине невозможности или сложности установления стоимости вещи, изъятой из оборота, как полагает А.Г. Безверхов, эти вещи не могут являться предметом преступлений против собственности.

Тем не менее, на мой взгляд, и при посягательстве на незаконное владение вещами, изъятыми из гражданского оборота, есть объект, который должен подлежать уголовно-правовой охране. Им выступает порядок приобретения в собственность (законное владение) имущества, установленный правом. Думаю, что современное уголовное законодательство, направленное на охрану собственности, пробельно, поскольку не предусматривает защиту законного порядка приобретения права собственности в полном объеме. Законодательный пробел может быть преодолен, например, путем введения в гл. 21 УК РФ нового состава преступления, ликвидирующего эту пробельность. Он может быть сформулирован, например, следующим образом: “Нарушение законного порядка приобретения права собственности или приобретения законного права владения имуществом, не связанное с хищением чужого имущества, но совершенное его способами (тайным, открытым, насильственным, путем обмана или злоупотребления доверием, присвоения или растраты) – наказывается…”. Хотя можно пойти и по пути, предложенному А.В. Шульгой, полагающим необходимым включение в статьи о хищениях такого квалифицирующего признака, как хищение предметов, изъятых либо ограниченных в гражданском обороте. Однако правильнее было бы ввести в УК РФ самостоятельную статью – неправомерное завладение предметами, изъятыми либо ограниченными в гражданском обороте.

Отдельные исключения из предмета посягательств на собственность сам законодатель делает для некоторых вещей и предметов, запрещенных для свободного гражданского оборота или ограниченных в нем. В этих случаях ущерб причиняется не только и не столько собственности, сколько другим правоохраняемым интересам, например, общественной безопасности и общественному здоровью. В соответствии со сказанным не могут быть предметами всех преступлений против собственности ядерные материалы и радиоактивные вещества. Их разрушение предусмотрено ст. 220 УК РФ, хищение или вымогательство – ст. 221 УК РФ.

Почти во всех случаях не могут быть предметами посягательств на собственность наркотические средства и психотропные вещества растения, содержащие наркотические средства или психотропные вещества, либо их части, содержащие наркотические средства или психотропные вещества, а также оружие и боеприпасы. Ответственность за хищение либо вымогательство наркотических средств и психотропных веществ, растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей предусмотрена ст. 229 УК РФ. Их использование, уничтожение, а также использование или уничтожение прекурсоров, инструментов или оборудования, используемых для изготовления наркотических средств или психотропных веществ, находящихся под специальным контролем, в ряде случаев может повлечь уголовную ответственность по ст. 228.2 УК РФ за нарушение правил их использования или уничтожения, если это деяние совершено специальным субъектом – лицом, в обязанности которого входило соблюдение указанных правил. Однако если наркотические средства или психотропные вещества уничтожены умышленно или по неосторожности не специальным субъектом, а любым лицом, думаю, уголовная ответственность вполне возможна по ст. 167 и 168 УК РФ, но только в том случае, если соответствующие наркотические средства или психотропные вещества (растения или их части) находились в законном владении, у законного собственника (например, у лица, получившего эти предметы в качестве медицинских препаратов, или в аптеке, реализующей указанные предметы, и т.д.). Если же частное лицо умышленно уничтожает наркотические средства или психотропные вещества, растения или их части, содержащие наркотические средства или психотропные вещества, находящиеся у другого лица незаконно, в том числе полностью запрещенные в гражданском обороте вещества, оно вообще подлежит уголовной ответственности только в очень небольшом количестве ситуаций и при наличии дополнительных условий, например в том случае, если по заранее достигнутой договоренности пытается помочь хозяину наркотиков или психотропных веществ в сокрытии их незаконного оборота. Но здесь также отсутствует преступление против собственности; содеянное должно квалифицироваться как пособничество в преступлении, предусмотренном ст. 228.1 УК РФ.

Не могут быть предметом хищений либо вымогательства как посягательств на собственность огнестрельное оружие, комплектующие детали к нему, боеприпасы, взрывчатые вещества или взрывные устройства, все виды оружия массового поражения, а также материалы или оборудование, которые могут использоваться при создании последнего. Вопреки утверждению С.М. Кочои, не может быть предметом хищения как посягательства на собственность и гладкоствольное оружие; известные изменения по этому поводу коснулись в декабре 2003 г., а затем в июле 2004 г. только состава, предусмотренного ст. 222 УК РФ. Соответственно, при хищении любого огнестрельного оружия, включая гладкоствольное, в том числе гражданское огнестрельное гладкоствольное длинноствольное, а также огнестрельное оружие ограниченного поражения, и других названных выше предметов уголовная ответственность наступает по ст. 226 УК РФ.

Однако холодное, в том числе холодное метательное, и газовое оружие является предметом хищений и вымогательства, предусмотренных гл. 21 УК РФ. Относятся к предметам хищений по названной главе и “зажигательное оружие различных модификаций – от переносных “ранцевых” до имеющих огромную разрушительную силу других огнеметных систем, выполненных на базе среднего танка”, элементы комплексов вооружений, не предназначенные непосредственно для производства выстрела, взрыва или пуска ракет, но входящие в состав таких комплексов, боевые машины (танки, БТР, БРДМ).

Выступают предметом хищений по гл. 21 УК РФ и осветительные, имитационные патроны и взрывпакеты, не относящиеся к боеприпасам и взрывным устройствам. Такое разъяснение было дано в определении Военной коллегии Верховного Суда РФ по делу П. и др.

Любое оружие и боеприпасы, находящиеся на вооружении в Вооруженных Силах РФ, других войсках и воинских формированиях РФ, а также выданное гражданам, проходящим военные сборы, не может, как правило, выступать предметом уничтожения или повреждения чужого имущества, предусмотренных ст. 167 и 168 УК РФ. При условии совершения подобного деяния субъектом преступлений против военной службы уголовная ответственность наступает по ст. 346 и 347 УК РФ. И только если это преступление совершается другим лицом, содеянное квалифицируется по гл. 21 УК РФ.

Недвижимые вещи далеко не все и не всегда могут выступать предметом посягательств на собственность. Этот вопрос будет рассмотрен в рамках анализа конкретных посягательств на собственность.

Иное имущество, т.е. имущество, лишенное вещного характера, – различные виды энергии – обладает специфическим содержанием. Часто оно неосязаемо (электроэнергия, газовая энергия). До вступления в действие Федерального закона от 30 декабря 2006 г. N 283-ФЗ “О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации” в науке и на практике почти единодушно признавалось, что иное имущество может быть предметом только одного преступления против собственности – причинения имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием, поскольку ни похитить такое имущество, ни уничтожить или повредить его нельзя. Иначе в уголовном праве считал только А.В. Хабаров. Позже, уже после принятия Федерального закона от 30 декабря 2006 г., такую позицию заняла и Н.В. Вишнякова, указав, что энергия и газ тоже относятся к предметам хищения.

Названный Федеральный закон, в частности, внес изменения в ст. 158 УК РФ, дополнив ее ч. 3 новым особо квалифицирующим признаком – кража из нефтепровода, нефтепродуктопровода, газопровода. Так очень тихо и незаметно в уголовном праве произошла революция в понимании предмета преступлений против собственности (предмета хищений особенно). Одна из разновидностей энергии – газовая (газ) – теперь признана предметом кражи, и, следовательно, нет никаких оснований не признавать ее и предметом других хищений.

Наверное, можно было бы подобное понимание предмета хищения принять, поскольку энергия совершенно материальна, хотя часто неосязаема. Но и в данном случае, однако, все произошло по известному принципу: “хотели, как лучше, а получилось, как всегда”. Сказав “а”, не сказали “б”: не распространили понятие предмета хищения на все другие виды энергии – на ту же электроэнергию, неправомерное завладение которой по-прежнему составляет причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием. Конечно, разницу между газовой и электроэнергией найти можно: первая – невозобновляемый (если речь идет о природном газе), а вторая – возобновляемый ресурс; потребление газовой энергии (в том числе незаконное) ведет к уменьшению этого энергоресурса, а потребление электричества (в том числе незаконное) приводит к возрастанию затрат на его производство. Однако и близость энергии газа и электричества – налицо: обе лишены вещественной формы и представляют собой, по сути, физическую субстанцию; обе невидимы, как правило (если в газ не добавлены специальные реагенты), и неосязаемы (хотя почувствовать электроэнергию тем не менее можно).

Продемонстрированное выше отнесение энергии газа и электроэнергии к предметам разных посягательств на собственность ставит и перед теорией, и перед практикой новые вопросы: а если незаконно потребляются иные виды энергии, менее распространенные по сравнению с названными двумя, например паровая энергия, биоэнергия, солнечная, иная тепловая, атомная и проч., то какое преступление совершается лицом: хищение или причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием? У меня ответа на этот вопрос нет.

Обращает на себя внимание и тот факт, что подход к энергии, содержащийся в уголовном законодательстве, не совпадает с подходом к ней в законодательстве административном. В КоАП РФ есть ст. 7.19 “Самовольное подключение и использование электрической, тепловой энергии, нефти или газа”, в которой предусмотрена административная ответственность за самовольное подключение к энергетическим сетям, нефтепроводам, нефтепродуктопроводам и газопроводам, а равно самовольное (безучетное) использование электрической, тепловой энергии, нефти, газа или нефтепродуктов. Наряду с этой статьей существует известная ст. 7.27 “Мелкое хищение” КоАП РФ, в которой неправомерное потребление электроэнергии, а также газовой и тепловой энергии и даже нефти и нефтепродуктов (правильность решения в отношении двух последних категорий явно сомнительна) к мелкому хищению не отнесены, а значит, и сами перечисленные виды энергии (и нефть, и нефтепродукты) предметом мелкого хищения не являются. И мы снова наблюдаем отсутствие системности в российском праве и законодательстве, которое выражается в разных подходах к оценке однотипных явлений. Оно должно быть преодолено.

Пути решения проблемы оценки неправомерного завладения неосязаемыми, лишенными вещной формы видами энергии могут быть разными. Можно предложить самостоятельный состав преступления в гл. 21 УК РФ – по типу сконструированного в административном законодательстве, который бы предусматривал уголовную ответственность за неправомерное потребление энергии, лишенной вещной формы, с использованием в криминализации дополнительных, помимо самого деяния, криминообразующих признаков, например крупного ущерба (его понятие, видимо, и по структуре, и по количественным показателям должно отличаться от понятия крупного ущерба в хищении). Хотя возможно и иное решение: в новом примечании к ст. 158 УК РФ дать разъяснение, что нормы о хищении распространяются и на неправомерное завладение различными видами энергии. Соответственно, системные правки должны быть внесены и в административное законодательство.

И, наконец, имущественные права, относимые гражданским законодательством к имуществу, также далеко не всегда выступают предметом преступлений против собственности. Здесь следует обратить внимание на законодательную технику, используемую при изложении посягательств на собственность. Законодатель проводит в уголовном законодательстве разницу между имуществом и имущественными правами, поскольку употребляет одновременно оба эти словосочетания. Так, в ст. 158, 160-162, 165, 167, 168 УК РФ он говорит об имуществе; в ст. 159 УК РФ – об имуществе и праве на имущество; в ст. 163 УК РФ – об имуществе, праве на имущество и совершении действий имущественного характера. Соответственно, уголовно-правовое понятие имущества не включает в себя право на имущество (имущественные права)*(102). Поэтому право на имущество является предметом только двух преступлений – мошенничества и вымогательства.

Подводя итог этой части исследования, отмечу еще раз: предметом посягательств на собственность выступает имущество, которое включает в себя в основном, за некоторыми исключениями, имущество движимое, в некоторых случаях – недвижимое, в единичных случаях – иное имущество и имущественные права (право на имущество).

При этом необходимо иметь в виду, что это имущество является для виновного чужим, т.е. не принадлежит ему на праве собственности или законного владения. Ранее эта оговорка содержалась в недействующем ныне постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. N 5, хотя и сегодня, по моему мнению, актуальности утверждение не потеряло: “Разъяснить судам, что предметом хищения и иных преступлений, ответственность за совершение которых предусмотрена нормами главы пятой УК РСФСР (гл. 21 УК РФ. – Н.Л.), является чужое, т.е. не находящееся в собственности или законном владении виновного, имущество”. Из этого положения следуют два важных вывода:

1. имущество должно находиться в чьей-либо собственности или законном владении;
2. имущество должно быть чужим для виновного.

Имущество должно находиться в чьей-либо собственности или законном владении. Не могут быть предметом преступлений против собственности так называемые бесхозяйные вещи, которые ст. 225 ГК РФ определяет как вещи, которые не имеют собственника или собственник которых неизвестен, либо, если иное не предусмотрено законами, вещи, от права собственности на которые собственник отказался. Право собственности на бесхозяйные движимые вещи, за некоторыми исключениями, может быть приобретено в силу приобретательной давности, т.е. в законном порядке.

Не может быть предметом преступления против собственности вышедшее из владения имущество в силу сознательного решения собственника или законного владельца, например отказа от имущества в силу его ненадобности или старости. Чаще всего все действия с таким имуществом вообще уголовной ответственности не влекут. Ненаказуемо, например, присвоение или уничтожение добротных вещей, выброшенных собственником за ненадобностью в мусор.

Поэтому совершенно верно судебная коллегия по уголовным делам Свердловского областного суда отменила приговор по делу Д. и К. Суть дела такова: приговором Первоуральского городского суда Свердловской области от 12 апреля 2007 г. Д. и К. были признаны виновными в краже, совершенной группой лиц по предварительному сговору, с незаконным проникновением в помещение, и осуждены по п. “а”, “б” ч. 2 ст. 158 УК РФ. Однако, как следует из показаний потерпевшей М. в судебном заседании, вещи, которые похитили Д. и К., находились в ее бывшей квартире в доме, который был признан ветхим жильем и предназначен для сноса. Жильцы из данного дома были выселены. Указанное имущество она в дальнейшем не намеревалась использовать. Из заявления М. в Первоуральский городской суд усматривается, что она просит прекратить уголовное преследование в отношении Д. и К., так как претензий к ним не имеет, вещи, ими похищенные, ценности для нее не представляют, ею не приобретались. При таких обстоятельствах приговор подлежит отмене с направлением уголовного дела на новое судебное разбирательство.

В то же время забытое собственником имущество и, таким образом, временно вышедшее из его владения, может быть предметом отдельных посягательств на собственность. Речь идет о находке; порядок обращения с нею также регламентируется гражданским законодательством. Присвоение находки в современном уголовном законодательстве ответственности не влечет.

Иначе думает А.И. Бойцов. Он указывает: “…При отсутствии специальной нормы за присвоение найденного имущества содеянное должно квалифицироваться по общей норме, устанавливающей ответственность за присвоение вверенного имущества, несмотря на то, что степень общественной опасности присвоения находки несоизмеримо ниже присвоения иного имущества”. Основание для такого решения автор видит в наличии у лица, нашедшего чужую вещь, гражданско-правовой обязанности известить о находке. Тем не менее, на мой взгляд, неисполнение обязанности вовсе не равнозначно вверению имущества, которое должно быть в присвоении. Думаю, что это осознается и автором, указывающим, что лучшим решением проблемы было бы восстановление нормы об ответственности за присвоение находки.

В то же время согласно ч. 4 ст. 227 ГК РФ нашедший вещь отвечает за ее утрату или повреждение лишь в случае умысла или грубой неосторожности и в пределах стоимости вещи. Эти положения, представляется, дают основания считать находку предметом составов уничтожения или повреждения имущества, однако только в тех случаях, когда она не переходит на законном основании в собственность нашедшего. Последнее возможно при одновременном наличии двух условий: нашедший вещь выполнил обязанность заявить об этом в органы полиции или в орган местного самоуправления, и собственник вещи не найден или сам не заявил о своем праве на вещь в течение шести месяцев с момента подачи заявления о находке. Тогда найденная вещь – находка – в соответствии со ст. 228 ГК РФ считается собственностью нашедшего ее. Уничтожение же собственного имущества в уголовном порядке не наказывается.

Нужно оговорить возможность клада выступать в качестве предмета анализируемой группы преступлений. В ст. 233 ГК РФ указывается: “Клад, то есть зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.п.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях, если соглашением между ними не установлено иное. При обнаружении клада лицом, производившим раскопки или поиск ценностей без согласия на это собственника земельного участка или иного имущества, где клад был сокрыт, клад подлежит передаче собственнику земельного участка или иного имущества, где был обнаружен клад”.

Из сказанного и анализа уголовного закона можно сделать следующие выводы. Присвоение клада в числе уголовно наказуемых деяний не предусмотрено. Говорить о возможности его хищения либо уничтожения или повреждения (в уголовно-правовом смысле) в большинстве случаев также нельзя, поскольку он на законных основаниях поступает в собственность лица, его нашедшего, или в его же общую долевую собственность с другими признанными законом лицами. После этого он, разумеется, может быть предметом преступлений против собственности – собственности лица, обнаружившего клад.

Существует, однако, и еще одно положение гражданского законодательства. В п. 2 ст. 233 ГК РФ оговаривается: “В случае обнаружения клада, содержащего вещи, относящиеся к памятникам истории или культуры, они подлежат передаче в государственную собственность. При этом собственник земельного участка или иного имущества, где клад был сокрыт, и лицо, обнаружившее клад, имеют право на получение вместе вознаграждения в размере пятидесяти процентов стоимости клада. Вознаграждение распределяется между этими лицами в равных долях, если соглашением между ними не установлено иное. При обнаружении такого клада лицом, производившим раскопки или поиски ценностей без согласия собственника имущества, где клад был сокрыт, вознаграждение этому лицу не выплачивается и полностью поступает собственнику”. Приведенное положение дало основание утверждать, что “при таких обстоятельствах присвоение клада следует считать хищением государственного имущества. Причем действия виновных должны быть квалифицированы по ст. 164 УК, ибо предметом преступления в данном случае выступают вещи особой исторической, научной, художественной или культурной ценности”.

С указанным согласиться сложно по ряду причин. Во-первых, данные предметы еще в государственную собственность не поступили; согласно прямому указанию гражданского законодательства они только подлежат передаче в эту собственность. Во-вторых, далеко не каждый сможет установить, что имеет дело именно с памятниками истории или культуры; скорее, он увидит в кладе предметы материальной ценности. И, наконец, в-третьих, в описанной ситуации невозможно определить способ совершения хищения; ни один из существующих здесь не подходит. Ближе всего, конечно, исходя из характера действий, присвоение; однако никто найденный клад обнаружившему его не вверял. Принимая во внимание, ко всему прочему, еще и то, что половина стоимости клада даже в этом случае принадлежит нашедшему его (иногда – совместно с другими лицами), следует, видимо, признать возможность предоставления урегулирования данного конфликта целиком и полностью гражданскому законодателю.

М.В. Фролов, высказывая свою позицию, пишет о необходимости предусмотреть в постановлении Пленума Верховного Суда РФ следующее положение: “Клад, содержащий обычные вещи, с момента его обнаружения является предметом хищения. Клад, содержащий вещи, относящиеся к памятникам истории или культуры, надлежит признавать предметом хищения только в течение разумного срока, необходимого для передачи такого клада органам государства, либо после такой передачи”. Последнее предложение, к сожалению, автором не поясняется, поэтому смысл его оценить сложно. Но, видимо, к сказанному можно отнести те замечания, которые были сформулированы выше.

И только в одном случае клад без каких-либо ограничений может быть признан предметом преступлений против собственности. Этот случай оговорен в п. 3 ст. 233 ГК РФ: правила этой статьи не применяются к лицам, в круг трудовых или служебных обязанностей которых входило проведение раскопок и поиска, направленных на обнаружение клада. Очевидно, при указанных условиях клад является собственностью работодателя. Точная квалификация присвоения клада таким лицом оговорена Г.Л. Кригер, которая полагала, что возможно вменение состава присвоения или растраты, если лицо является материально ответственным, или состава кражи, если оно имело лишь доступ к кладу. С этим можно согласиться; правда, видимо, по составу присвоения речь нужно вести не о материальной ответственности, а о факте вверения имущества; и я не уверена, что такой факт в подобных трудовых отношениях имеет место.

Еще одно принципиальное положение анализа такого признака предмета преступлений против собственности, как нахождение его в чьей-либо собственности или владении. В уголовно-правовой науке оговаривается обычно, что для признания имущества предметом посягательств на собственность не имеет значения, в каком – законном или незаконном – владении находится имущество на момент совершения преступления. Действия лица преступны как в том случае, когда он похищает или уничтожает какую-либо вещь, находящуюся у законного владельца, так и в том случае, когда она находится у незаконного приобретателя, в том числе у похитителя. В уголовном праве в этих случаях вспоминают присказку “вор у вора дубинку украл” и называют их хищением похищенного или кражей краденого.

Разумеется, в подобных ситуациях речь вовсе не идет о защите имущественных прав незаконного приобретателя; он и процессуально, на мой взгляд, не должен признаваться потерпевшим. Расценивая содеянное при описанной ситуации как преступное, исходят прежде всего из объективно и субъективно общественно опасного характера поведения виновного; его нельзя игнорировать. А.И. Бойцов по этому поводу справедливо замечает: “Хищение имущества у недобросовестного владельца по своей социальной природе столь же опасно для общества, нарушая общие условия функционирования отношений собственности в обществе и приводя к паразитическому обогащению виновного за счет других лиц”.

В то же время следует признать, что в этом случае имеются значительные сложности с определением объекта преступного посягательства и вменением в вину субъекта некоторых объективных признаков содеянного, в частности ущерба. Налицо два последовательно совершенных разными лицами преступления, не связанных между собой ничем, кроме предмета преступного посягательства; он один и тот же. Не вызывает затруднений квалификация первого факта хищения этого имущества и выяснение его объекта. В результате страдает настоящий собственник (законный владелец) имущества, который хищением лишается возможности осуществлять известную триаду полномочий собственника. Именно поэтому этим первым хищением ему и причиняется имущественный ущерб, соизмеримый со стоимостью имущества. Второе хищение – хищение похищенного – практически ничего не меняет в уже нарушенных однажды отношениях собственности; новый имущественный ущерб собственнику не причиняется. Происходит только лишение имущественных претензий (не прав!) незаконного приобретателя, которые ни на чем не основаны.

Пытаясь найти выход и обосновать-таки ответственность вора краденого по гл. 21 УК РФ, очень интересно пишет М.И. Третьяк: “Если понимать собственность как экономическую категорию, то тогда для ее установления необходимо определить лишь, являлось ли имущество для второго причинителя чужим, и это дает основания для привлечения виновного к уголовной ответственности”. С этим сложно согласиться. Даже если признать объектом преступлений против собственности собственность как целиком и полностью экономическую категорию, и в этом случае невозможно рационально аргументировать уголовно-правовую защиту собственности, на которую виновный права не имеет. Как раз в силу незаконного характера прав на собственность как экономическую категорию уголовный закон не может их защищать. На что же тогда происходит посягательство? И если мы вменяем здесь хищение, в чем же выражается ущерб, который оно, в силу прямого указания закона, должно причинить?

Боюсь, что ответы на эти вопросы найти невозможно. И, следовательно, сложившаяся практика и позиция в науке по поводу квалификации хищения похищенного не могут быть признаны соответствующими закону. К такому же выводу приходит и С.М. Кочои, который предлагает “хищение” похищенного квалифицировать не по статьям УК о хищении, а по отдельной статье, но также расположенной в главе 21 УК РФ”. Он полагает далее, что такая статья уже есть; это ст. 175 УК РФ – приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, достаточно только перенести ее в гл. 21 УК РФ и распространить понятие приобретения имущества на хищение.

Не могу с этим согласиться по следующим причинам. Месторасположение ст. 175 УК РФ (гл. 22 “Преступления в сфере экономической деятельности”) действительно выбрано неудачно. Преступление, безусловно, не посягает на сферу экономической деятельности. Совершение этого деяния в качестве преступной деятельности, включающей в себя систему действий, производимых для обеспечения постоянного источника дохода, можно было бы отнести к посягательствам в сфере экономической деятельности. Однако ни система преступных деяний, ни промысел не указаны в ст. 175 УК РФ ни как обязательные признаки основного состава, ни как квалифицирующие обстоятельства.

Но редакция анализируемой статьи не позволяет отнести приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, и к категории известных ныне преступлений против собственности. В результате указанных деяний правомочия собственника имущества, уже нарушенные однажды совершением другого преступления, не страдают более. Кроме того, имущество может быть добыто не только в результате преступления против собственности. Осознание приобретающим или сбывающим имущество преступного характера его происхождения свидетельствует, на мой взгляд, о совершении преступления против правосудия. Преступление, предусмотренное ст. 175 УК РФ, близко по своей сути к укрывательству преступления, которое законодатель считает посягательством на правосудие. В соответствии с изложенным состав приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем, следует перенести из гл. 22 в гл. 31 “Преступления против правосудия” УК РФ.

Отмечу здесь же, что с позиции законодательной техники неверно одни и те же термины толковать в уголовном законе по-разному; понятие же “приобретение” нигде в Кодексе не включает в себя хищение.

В связи со сказанным подчеркну еще раз, что современное уголовное законодательство, направленное на охрану собственности, пробельно, поскольку не предусматривает защиту законного порядка приобретения права собственности в полном объеме. Поэтому и проблема с квалификацией хищения похищенного может быть преодолена только путем введения нового состава преступления, о котором уже шла речь: состава нарушения законного порядка приобретения права собственности или законного владения имуществом, не связанного с хищением чужого имущества, но совершенного его способами (тайным, открытым, открытым насильственным, путем обмана или злоупотребления доверием, присвоения или растраты).

Здесь же обычно оговаривают ситуацию, когда преступление (хищение, уничтожение или повреждение имущества) совершается в отношении имущества, находившегося при умершем или на нем. Указанное имущество не является ничьим; оно принадлежит, в соответствии с гражданским законодательством, наследникам умершего. Следовательно, и это имущество может быть предметом преступлений против собственности. Указанное положение оспаривается Ю.В. Сеночкиным, который отмечает, что для приобретения наследства наследник должен его принять (ст. 1152 ГК РФ). “…Имущество умершего в момент его смерти и до приобретения этого имущества наследниками не находится в собственности последних, и оно вообще не находится ни в чьей собственности. Не находится оно и во владении потенциальных наследников… В момент смерти наследодателя у имущества нет конкретных потенциальных владельцев. Их круг весьма расплывчат – это наследники восьми очередей, каждый из которых может быть лишен или отказаться от своего права наследовать оставленное наследодателем имущество, плюс государство – все они, возможно (но не обязательно и не сейчас!), станут собственниками (владельцами). Таким образом, наследник и будущий владелец имущества, находящегося при покойном в момент его смерти, – фигура весьма абстрактная, в то время как ущерб от совершенного преступления, согласно уголовно-правовой теории, всегда причиняется конкретному владельцу”. Из сказанного делается вывод о том, что содеянное в виде завладения имуществом, находящимся при трупе, нельзя квалифицировать как хищение. Автор предлагает считать это деяние преступлением против общественной нравственности, дополнив ст. 244 УК РФ указанием на “изъятие находящихся на теле умершего, на могиле или в захоронении предметов”.

Безусловно, логика в рассуждениях автора есть. И специалисты в гражданском праве, с которыми я беседовала на эту тему (например, А.А. Серветник, г. Саратов), действительно, подтверждают наличие некоего правового вакуума в правовом режиме (правовой природе) наследуемого имущества с момента смерти его собственника или законного владельца и до момента принятия наследства наследником. После принятия наследства имущество признается принадлежащим наследнику со дня смерти собственника, но это происходит только после того, как имущество принято, т.е. спустя довольно продолжительный отрезок времени.

Полагаю, однако, что для признания в анализируемой ситуации хищения (т.е. с точки зрения уголовного закона) нет никаких препятствий. На момент совершения хищения не определен потенциальный потерпевший, неизвестно даже в некоторых случаях, физическое это или юридическое лицо. И вопрос о потерпевшем реально будет решен много позже момента возбуждения уголовного дела. Но потерпевший в любом случае будет. И имущественный ущерб ему – в любом случае – будет причинен. При этом лицу, совершающему хищение, как правило, абсолютно безразлично, кто именно является потерпевшим; в отношении потерпевшего у виновного, если так можно выразиться (хотя, думаю, нельзя, наверное, с точки зрения понимания вины), всегда неопределенный неконкретизированный умысел.

Другое дело, что при расследовании подобных казусов действительно возникнет ряд сложностей, связанных с признанием потерпевшим по делу, с возмещением ущерба и т.д. Эти вопросы требуют своего законодательного решения на уровне уголовно-процессуального законодательства.

Нельзя не заметить в то же время, что иногда от фигуры потерпевшего может зависеть и окончательная квалификация по делу – в том случае, если ущерб, причиненный хищением, был значительным для гражданина. Но и этот вопрос, думаю, может быть решен установлением особого порядка производства по таким уголовным делам.

Что же касается предложения Ю.В. Сеночкина рассматривать содеянное как преступление против общественной нравственности, хотела бы сказать следующее. Общественная нравственность при завладении имуществом трупа, безусловно, страдает. Однако приоритетным и главным для виновного в этой ситуации являются не отношения общественной нравственности, а отношения собственности, именно они выступают основным объектом подобного посягательства. Место преступного посягательства в уголовном законе определяется характером основного, а не дополнительного (даже если он носит характер обязательного) объекта.

Требует оговорки и частный случай, иногда содержащийся в задачниках по уголовному праву и изредка встречающийся в реальной жизни. Речь идет о квалификации действий работников морга, изымающих у трупов золотые зубные коронки. Несмотря на то что, отделенные от человеческого тела, они имеют материальную ценность, в качестве предмета преступлений против собственности и, в частности, предмета хищений они не могут рассматриваться. Подобные “вещи” в собственность не входят и, соответственно, не наследуются. Изъятие зубных протезов должно квалифицироваться как надругательство над умершим по ст. 244 УК РФ, кем бы оно ни производилось, даже наследниками. Описанное поведение грубо противоречит нормам обращения с телами умерших и посягает на общественную нравственность.

Правовая оценка содеянного меняется, если похищаются, уничтожаются или повреждаются предметы из могилы. Захороненные в могиле предметы ничьей собственностью уже не являются, поскольку собственники сознательно отказались от этих предметов.

Иначе думает В.В. Векленко. Он отмечает: “…Вещи, оставленные при умершем, чаще всего обладают всеми признаками предмета хищения и не являются выброшенными за ненадобностью. Кроме того, они выступают чужими по отношению к похитителю”. А.Г. Безверхов, поддерживая последнюю точку зрения и ссылаясь на Федеральный закон от 12 января 1996 г. N 8-ФЗ “О погребении и похоронном деле”, пишет, что Закон ничего не говорит о прекращении права собственности на имущество, используемое при захоронении умершего. “Между тем вещи и предметы, используемые при погребении (венки, гробы, урны, памятники, надгробия, оградки и др.), имеют не только субъективную значимость для родственников погребенного; они обладают нередко значительной стоимостью, что и делает их возможным предметом имущественного посягательства. …Кроме того, УК 1996 г. …не предусматривает уголовную ответственность за похищение находящихся в могиле или на могиле предметов. …Отсутствие в уголовном законе специальной нормы предполагает квалификацию содеянного по общей норме УК”, которой А.Г. Безверхов считает хищение, предусмотренное гл. 21 УК РФ.

Думаю, что согласиться с приведенными позициями В.В. Векленко и А.Г. Безверхова нельзя. Неправильно исходить в данной ситуации только из стоимости предметов, использованных для погребения. Стоимость выброшенной вещи, не нужной конкретному собственнику, может быть значительной, однако завладение ею не становится от этого преступным. Важно волеизъявление собственника. В нашем случае оно таково, что позволяет сделать совершенно однозначный вывод: собственник (законный владелец) раз и навсегда отказался от своих правомочий (всей триады) в отношении имущества, которое находится в могиле.

А вот сооружения, установленные на могиле, являются собственностью лиц, их установивших. Доказательство этого можно найти, например, в Законе г. Москвы от 4 июня 1997 г. N 11 “О погребении и похоронном деле в городе Москве”. В п. 11 ст. 23 Закона говорится: “Мемориальные объекты, в том числе надмогильные сооружения, саркофаги и склепы, являются собственностью лиц, на которых оформлено место захоронения. Установка таких объектов допускается лицами, на которых оформлено место захоронения, или их представителями при условии уведомления городской специализированной службы по вопросам похоронного дела. Срок нахождения таких объектов на местах захоронений не ограничивается, за исключением случаев признания объекта в установленном порядке ветхим, представляющим угрозу здоровью людей, сохранности соседних объектов, или признания объекта в установленном порядке бесхозяйным”. Соответственно, надмогильные сооружения могут быть предметом преступлений против собственности (речь идет, конечно, о хищениях, поскольку уничтожение этих предметов предусмотрено ст. 244 УК РФ).

Законодатель, таким образом, учитывая особо циничный характер действий виновного, дает разную правовую оценку преступным действиям с предметами, находящимися в могиле и на могиле. Хищение предметов из могилы, их уничтожение считается преступлением против общественной нравственности и квалифицируется как надругательство над телами умерших по ст. 244 УК РФ*(129). Уничтожение или повреждение надмогильных сооружений также признается преступлением против общественной безопасности и квалифицируется по той же статье. Что же касается хищений надмогильных сооружений, то они уже посягают, по мысли законодателя, в основном на отношения собственности и подпадают под действие гл. 21 УК РФ.

Имущество должно быть чужим для виновного. Очень точно об этом пишет В.В. Векленко: “Чужое имущество – это такие предметы и вещи, которые не только не принадлежат виновному, но те, к которым последний относится как постороннее лицо, т.е. не может полностью распространить над ними свою власть. Иными словами, чужое имущество является таковым для лица, которое не вправе распоряжаться им по своему усмотрению”.

Собственное имущество лица, равно как и находящееся в общей совместной или долевой собственности, не может быть предметом преступлений против собственности, поскольку лицо обладает в отношении такого имущества всем комплексом прав собственника. Иногда на практике встречаются случаи, когда лицо воздействует на свое имущество для того, чтобы завладеть имуществом, ему не принадлежащим. Речь идет об инсценировках хищения застрахованного имущества. Здесь, однако, собственное имущество, которое якобы похищается виновным, выступает не предметом, а средством совершения преступления. Предмет же – чужое имущество в виде страховой суммы, на которую лицо не имеет права.

Завладение собственным имуществом, находящимся в законном владении у других лиц, в нарушение установленного порядка его получения в ряде случаев может влечь уголовную ответственность за самоуправство – по ст. 330 УК РФ, т.е. опять-таки не признается посягательством на собственность.

Уничтожение или повреждение собственного имущества ненаказуемо. Так, Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР не нашла в действиях К. состава уничтожения личного имущества в результате неосторожного обращения с огнем. К., возвратившись с женой из гостей в нетрезвом состоянии, учинил хулиганские действия. Разыскивая дома жену, он неоднократно зажигал спички. В результате неосторожного обращения К. с огнем загорелся и затем сгорел его дом с надворными постройками. В данном случае имуществу других лиц ущерба причинено не было; причинение же ущерба самому себе уголовной ответственности не влечет.

Конкретная принадлежность имущества может быть разной: оно может находиться в собственности или в законном владении государства, частного лица, группы лиц, организаций и т.п. Квалифицирующего значения это, как правило, не имеет, за исключением, может быть, случая, когда закон выделяет такой квалифицирующий признак хищения, как причинение значительного ущерба гражданину. Он может быть вменен только тогда, когда преступление направлено против собственности конкретного физического лица.

Таким образом, уголовно-правовое понятие имущества не совпадает полностью с гражданско-правовым, хотя последнее и лежит в его основе. В связи с этим ученые предлагают уголовно-правовое понятие имущества привести в соответствие с гражданско-правовым. Так, Н.Г. Иванов пишет: “…Уголовное право должно определиться: либо по-прежнему считать имуществом лишь физическую материальную субстанцию – и тогда такое положение следует признать уголовно-правовой фикцией, либо присоединиться к гражданско-правовой интерпретации и тогда соответствующим образом пересмотреть редакции ст. 159 и 163 УК РФ”. К нему присоединяется и С.М. Кочои, указывающий: “Важно, чтобы одно и то же понятие в праве имело одинаковое содержание. Поэтому следует признать нонсенсом противопоставление в ст. 159 и 163 УК РФ “имущества” и “права на имущество”. И далее С.М. Кочои предлагает исключить из названных статей упоминание о праве на имущество и в одной из статей, посвященных разъяснению понятийного аппарата, используемого в нормах гл. 21 УК РФ, дать следующее разъяснение: “Под имуществом в статьях настоящего Кодекса понимаются вещи, включая деньги и ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права”.

Думаю, однако, что реализация подобных предложений проблему разного понимания имущества в уголовном и гражданском законодательстве не решит. Оно все равно останется разным, поскольку далеко не все вещи могут быть предметом преступлений против собственности (последнее признает и С.М. Кочои) и не все вещи могут быть предметом всех преступлений против собственности. Соответственно, для того чтобы ввести в уголовный закон одинаковое с гражданско-правовым понятие имущества, пришлось бы менять почти всю систему Особенной части УК РФ. Да и игнорировать давно сложившиеся традиции изложения в законе уголовно-правовых норм едва ли правильно.