Определение понятия ценности
Центральный момент всякого рассуждения о ценностях — это определение самого понятия ценности.
Как раз этот момент чаще всего остается в тени, и разговор ведется так, как если бы каждому было заранее известно, что представляют собой ценности и чем суждение ценности отличается от описания. Такой разговор неизбежно оказывается до крайности аморфным и бездоказательным.
С отсутствием строгого определения ценности связано и нередкое чрезмерно расширительное истолкование ценностных суждений, в частности отождествление результата любого акта суждения с ценностным суждением. Это имеет место тогда, когда ценность трактуется чисто количественно или в качестве ценностного рассматривают суждение о любом свойстве, например, суждение о цвете.
Трудности, связанные с определением ценностных суждений, являются обычным предлогом для того, чтобы объявить их.
Слово «ценность» иногда употребляется в том же смысле, что и понятие «положительная ценность», или «добро». Иногда же понятию «ценность» придается более широкий смысл и проводится различие между позитивными (положитель- . ными) и негативными (отрицательными) ценностями.
Первые совпадают с добром, вторые — со злом, первые являются предметом положительного интереса, желания и т. п., вторые — отрицательного. Это употребление характерно для работ по этике и теории ценностей.
Слово «ценность» употребляется далее таким образом, что оно охватывает не только положительные и отрицательные ценности, но и нулевые. Выражение или приписывание ценности (оценивание) является установлением определенного отношения между субъектом или субъектами оценки и ее предметом.
Очевидно, что это ценностное отношение имеет место как в том случае, когда предмет оказывается объектом положительного или отрицательного интереса субъекта, так и в том, когда данный предмет исключается субъектом из сферы своих интересов, когда ему приписывается субъектом нулевая ценность.
Иногда «ценность» употребляется для обозначения положительной ценности, или добра. Случаи такого употребления очевидны из контекста.
«Истина» и «ценность» являются двумя фундаментальными, взаимно дополняющими друг друга понятиями теории познания. Это положение диктует общую линию подхода к анализу ценностей. До сих пор тщательно исследовалась только истина, ценность трактуется несистематически и крайне эмпирически.
Существуют десятки определений понятия ценности. Они различаются деталями, но суть их одна: ценностью объявляется предмет некоторого интереса, желания, стремления и т. п., или, короче говоря, объект значимый для человека или группы лиц.
В более общем случае ценностью считается любой предмет любого интереса.
На всех подобного рода определениях сказывается обычное убеждение, что истина — это свойство мыслей, правильно отображающих действительность, а ценность — свойство самих вещей, отвечающих каким-то целям, намерениям, планам и т. п.
Однако, ценность, как и истина, является не свойством, а отношением между мыслью и действительностью.
Утверждение и ситуация, которой оно касается, могут находиться между собой в двух противоположных отношениях: описательном и оценочном. В случае первого отправным пунктом сопоставления является ситуация, утверждение выступает как ее описание и характеризуется в терминах понятий «истинно» и «ложно».
В случае оценочного отношения исходным является утверждение, функционирующее как стандарт, перспектива, план. Соответствие ему ситуации характеризуется в терминах понятий «хорошо», «безразлично» и «плохо». Истинным является утверждение, соответствующее описываемой им ситуации.
Позитивно ценна ситуация, соответствующая высказанному о ней утверждению и отвечающая предъявляемым к ней требованиям. Иначе говоря, позитивно ценной является такая ситуация, какой она должна быть в соответствии с существующим в данном обществе образцом, или стандартом, объектов рассматриваемого рода или в соответствии с представлениями субъекта о совершенстве таких объектов.
Допустим, что сопоставляются дом и его план. Можно, приняв за исходное дом, сказать, что план, соответствующий дому, является истинным. Но можно, приняв за исходное план, сказать, что дом, отвечающий плану, является хорошим, т. е. таким, каким он должен быть.
Неутверждаемое выражение «этот дом голубой», для которого не указан способ соотнесения его с ситуацией («способ утверждения»), не является ни описанием, ни оценкой, ни вопросом. Описание «Истинно, что этот дом голубой», оценка «Этот дом должен быть голубым» и вопрос «Этот дом голубой?» совпадают по своей основе и различаются только способом соотнесения с действительностью.
Следующий пример возможности двух разных направлений установления соответствия между словами и миром принадлежит Г. Энскомб.
Предположим, что некий покупатель, снабженный списком, наполняет в универсаме свою тележку указанными в этом списке товарами. Другой человек, наблюдающий за ним, составляет список отобранных им предметов. При выходе из магазина в руках у покупателя и его наблюдателя одинаковые списки, но с совершенно разными функциями.
Цель списка покупателя в том, чтобы, так сказать, приспособить мир к словам; цель списка наблюдателя — привести слова в соответствие с миром. Для покупателя отправным пунктом служит список; мир, преобразованный в соответствии с последним и отвечающий ему, будет позитивно ценным (хорошим).
Для наблюдателя исходным является мир; список, соответствующий ему, будет истинным. Если покупатель допускает ошибку, для ее исправления он предпринимает предметные действия, видоизменяя плохой, не отвечающий списку мир. Если ошибается наблюдатель, он вносит изменения в ложный, не согласующийся с миром список.
Цель описания — сделать так, чтобы слова соответствовали миру, цель оценки — сделать так, чтобы мир отвечал словам.
Это — две диаметрально противоположные функции. Очевидно, что они не сводимы друг к другу. Нет оснований также считать, что описательная функция языка является первичной или более фундаментальной, чем его оценочная функция.
Иногда противопоставление описаний и оценок воспринимается как неоправданное упрощение сложной картины употреблений языка.
Так, Дж. Остин пишет, что «наряду со многими другими дихотомиями надо отменить и привычное противопоставление» нормативного или оценочного «фактическому».
Дж. Сёрль также говорит о необходимости разработки «более серьезной таксономии, чем любая из тех, что опираются на весьма поспешные обобщения в терминах таких категорий, как «оценочный/описательный» или «когнитивный/эмотивный».
Сам Остин выделяет пять основных классов речевых актов: вердикты, приговоры; осуществление власти, голосование и т. п.; обещания и т. п.; этикетные высказывания (извинение, поздравление, похвала, ругань и т. п.); указание места высказывания в процессе общения (Я отвечаю», «Я постулирую» и т. п.). Однако все эти случаи употребления языка представляют собой только разновидности оценок, в частности оценок с санкциями, т. е. норм.
Сёрль говорит о следующих пяти различных действиях, которые мы производим с помощью языка: сообщение о положении вещей; попытка заставить что-либо сделать; выражение чувств; изменение словом мира (отлучение, осуждение и т. п.); взятие обязательства что-либо сделать. Однако здесь опять-таки первый и третий случаи — это описания, а остальные — разновидности оценок (приказов).
Описание и оценка являются двумя полюсами, между которыми существует масса переходов. Как в повседневном языке, так и в языке науки существует много разновидностей и описаний, и оценок. Чистые описания и чистые оценки довольно редки, большинство языковых выражений носит двойственный, или «смешанный», описательно-оценочный характер.
Все это должно, разумеется, учитываться при изучении множества «языковых игр», или способов употребления языка. Но нужно учитывать и то, что всякий более тонкий анализ употреблений языка движется в рамках исходного и фундаментального противопоставления описаний и оценок и является всего лишь его детализацией. Она полезна, по всей вероятности, в лингвистике, но лишена, скорее всего, интереса в логике.
Будем проводить различие между утверждаемыми и неутверждаемыми языковыми выражениями, имеющими форму высказываний; неутверждаемое высказывание будем заключать в скобки. Скажем, выражение «этот дом голубой», для которого не указан способ соотнесения его с ситуацией («способ утверждения»), не является ни описанием, ни оценкой, ни вопросом.
Оно представляет собой то содержание или ту основу, из которой может быть получено соответствующее утверждение или вопрос. Существуют три — и только три — способа, с помощью которых можно перейти от неут-верждаемого высказывания «[Л]» к утверждаемому: «[Л]» может стать основой или описания, или оценки, или вопроса: («Да [Л]», «![Л]»и«?[Л]»).
Например, если «[Л]» есть основа «этот дом голубой», из нее путем указания способа соотнесения с действительностью могут быть получены утверждаемые высказывания: «Да [этот дом голубой]», «! [этот дом голубой]» и «? [этот дом голубой]». Первое из них представляет собой описание: «Действительность такова, что этот дом голубой»; оно истинно, если дом на самом деле голубой, и ложно в противном случае.
Второе является оценкой или командой; оно выполняет проектирующую функцию, намечает перспективу и является сокращенной формой утверждения: «Должно быть так, что этот дом голубой» («Хорошо, что он голубой», «Хорошо было бы, если бы он был голубым» или даже «Сделайте так, чтобы этот дом был голубым» и т. п.).
Если дом на самом деле окажется голубым, он будет соответствовать утверждению и как таковой являться позитивно ценным; в случае другого цвета дом, которому следовало быть голубым, будет плохим.
И, наконец, третье выражение есть вопрос: «Действительно ли этот дом голубой?» или «Должен ли этот дом быть голубым?». Описание «Истинно, что этот дом голубой», оценка «Этот дом должен быть голубым» и вопрос «Этот дом голубой?» совпадают по своей основе и различаются только способом соотнесения с действительностью.
Таким образом, истина — это соответствие мысли своему объекту, позитивная ценность (добро) — соответствие объекта мысли о нем.
Это определение ценности можно назвать классическим, поскольку оно восходит еще к Античности и является параллелью
Сходным образом анализируют структуру утверждений многие авторы. В их числе Р. Хеар, Л. Аквист, М. Полани и др. Традиция различать акт (действительного) утверждения и содержание того, что утверждается, восходит к Г. Фреге, введшему специальный «указующий» символ «|-».
Сам по себе этот символ не имеет смысла, он служит, подобно восклицательному и вопросительному знакам, для указания (описательного, истинного) отношения утверждения к действительности. классическому (или аристотелевскому) определению истины. Определение ценности можно назвать также абсолютным, имея в виду его независимость от каких-либо конкретных свойств объектов, сопоставляемых с мыслью.
Хотя истина и ценность представляют собой отношения между идеями и вещами, в обычном употреблении и истина, и ценность предстают как свойства. Один из двух элементов истинностного и ценностного отношения, как правило, опускается. Какой именно — это зависит от исходной точки зрения, цели, ради которой сопоставляются идея и объект. Если целью является описание, то не упоминается объект, и истинной считается сама мысль (высказывание).
Если цель — оценка, абстрагируются от мысли, под которую подводится объект, и ценность приписывается объекту. Именно этими своеобразными абстракциями объясняется обычное убеждение, что истина — это свойство мыслей, правильно отображающих реальность, а ценность — свойство самих вещей, отвечающих каким-то целям, намерениям, планам и т. п.
Как правило, эта особенность употребления понятий «истина» и «ценность» не ведет к недоразумениям. Однако при сопоставлении истины и ценности подобных абстракций, сводящих отношения к свойствам, следует избегать.
Тенденция опускать один из элементов истинностного и ценностного отношений и считать истинность свойством высказываний, а ценность — свойством вещей, сказывается на всех стандартных определениях ценности.
Если уточнить, что ценность — не свойство самого по себе предмета, а отношение соответствия этого предмета мысли (выраженному в языке желанию, стремлению и т. п.), стандартное определение ценности перейдет в определение, названное классическим3.
В обычном языке между истиной и ценностью имеется определенная асимметрия. Слово «истинный» употребляется, как правило, только применительно к утверждениям, слово же «хороший» многофункционально. Установление истинностного отношения чаще всего не отмечается, выражение же ценностного отношения обычно требует специальных языковых средств.
Всякая оценка предполагает, помимо своего предмета и оценивающего субъекта, также и определенное основание, т. е. то, с точки зрения чего производится оценивание. Нередко основание оценки только подразумевается и не находит явного выражения. Для описательного высказывания, скажем, «Истинно, что этот стол желтый» нет необходимости указывать основание: основания описательных высказываний обычно совпадают.
В этом смысле они не зависят от точки зрения, являются, как говорят, интерсубъективными. Разные оценки могут иметь разные основания и в этом плане оценочные высказывания принципиально отличаются от описательных. Оценка «Хорошо, что этот стол желтый» являетсями употреблениями данного слова, иногда говорят о «предметных ценностях» и «ценностях сознания».
«К ценностям сознания, — пишет О.Г. Дробницкий, — относят общественные установки и оценки, императивы и запреты, цели и проекты, выраженные в форме нормативных представлений (о добре и зле, справедливости, прекрасном и безобразном, о смысле истории и назначении человека, идеалы, нормы и принципы действия)».
Просто сказать «Небо голубое» все равно, что сказать «Истинно, что небо голубое». Оценка же обычно предполагает использование особых «оценочных» слов: «Хорошо, что небо голубое», «Небо должно быть голубым» и т. п.
Существуют определенные, социальные по своему происхождению стандарты хороших вещей. В этих складывающихся стихийно образцах указываются совокупности эмпирических свойств, которые, как считается, должны быть присущи вещам. Для вещей разных типов стандарты являются разными: свойства, требуемые от хороших молотков, не совпадают со свойствами, ожидаемыми от хороших адвокатов, и т. п.
Не имеется, однако, явных стандартов истины. Этим объясняется тот факт, что слово «хороший» может замещать совокупности эмпирических свойств, слово же «истинный» никаких других свойств не замещает. «Истинный молоток» и «истинный адвокат» имеют мало смысла при понимании истины как соответствия мысли действительности.
Все эти различия между истинностным и ценностным употреблениями языковых выражений существенно затемняют параллель, существующую между истиной и ценностью как двумя характеристиками отношения мысли к миру. Затемняют, но отнюдь не разрушают и не устраняют ее.
